набат

Сонная тишина, плотно окутавшая заснеженный поселок, была внезапно нарушена звоном церковного колокола. Со дворов вышли на дорогу встревоженные бабы с детишками, и черными изможденными тенями направились в сторону пустой полуразрушенной церквушки стоящей на возвышенном месте несколько в стороне от центральной деревенской дороги. Выяснилось, прибыли люди из райкома, а по колоколу время от времени с разной силой бил молотком молодой водитель эмки.
Возле машины находились двое представительного вида мужчин и с ними старый колхозный участковый - старшина Иван Егорович Федоров. По причине преклонного возраста его на войну не брали. Трое его сыновей под Москвой погибли, супруга после этого недолго пожила, похоронил.
В церквушке службы не проводились еще с гражданской, по снегу к ней тянулись только цепочки следов райкомовского шофера.
Любопытные детишки прибежали первыми, затем подошли бабы.
- Что, Егорыч, случилось-то, собрание чтоль?
- Да какое собрание, - отмахнулся участковый, - идите, идите отсюда, не до вас.
Мужчина в добротных серых катанках, наверное, самый главный, крикнул шоферу:
- Хватит, Василий, довольно экспериментов, спускайся! – и старшине, - погоди, Иван Егорович, давай с народом поговорим… Сам понимаешь, такое дело…
Бабы поняли, что это за «такое дело», загалдели разом:
- Перед похоронкой обычно гудит, батюшки светы…
- Чудо…
- Ага, к вечеру, бывает, разок колотнет-гуднет, а утром почтальонша Люська из района похоронку приносит!
- А сколько раз колокол звонит перед письмом?
- Один раз звонит, по вечерам обычно. У нас тут что днем, что ночью, все одно – тишина. Хорошо все слышно. А на колокольне никого и нету!
- И как давно это происходит? – поинтересовался начальник, цепко вглядываясь в лица детей. Но глаза у ребятишек были совершенно серьезные, не по возрасту взрослые.
- Дык всю зиму и происходит. И следов нету, всяко разно вокруг церкви ходили-смотрели, нету!
- И гудит только перед похоронкой?
- Ага, тут уж только так – только перед похоронкой! Вроде как сам Бог предупреждает!
- И наверху, на колокольне, все в снегу, никаких следов, - доложил начальству подошедший водитель.
Телогрейка на Василии была лихо расстегнута, и он исходил паром: ему пришлось дважды ковылять на колокольню: в первый раз - удостовериться, что колокол был без «колотушки», и во второй, взяв из машины молоток для битья по колоколу – «для эксперимента». Под телогрейкой на выцветшей донельзя гимнастерке блестели две медали, и виднелась нашивка тяжелого ранения.
- Ну, что ж, все ясно… - неопределенно хмыкнул начальник, - поехали, Василий!..

К вечеру, справившись с домашними делами, Иван Егорович крутанул звонковую ручку телефонного аппарата:
- С дежурным по райотделу соедините, пожалуйста… Старшина Федоров из Светлого докладывает: без происшествий… Ага, до свидания…
Скрутил самокрутку, покурил не спеша. Вновь крутнул ручку телефона:
- Из Светлого это, Федоров, мне почту, пожалуйста… Люся, здравствуй! Ну, как там у нас?.. На Капитонова Семена?..
Положив трубку, участковый вновь скрутил цигарку, но прикуривать не стал, отложил. Сняв со стены старенькую мелкокалиберную винтовку, задул керосинку и открыл форточку окна. Убедившись, в том, что сельская улица пуста, передернул затвор, тщательно прицелился, плавно нажал на спуск:
- Господи, прости…
Щелчок выстрела слился с протяжным гулом колокола. Он знал – завтра Капитоновы будут готовы принять горькое известие.

Андрей Ефремов (Брэм), Якутск,

набатПроза

набат
Проза